«Ода Соловью»

От боли сердце замереть готово,

И разум — на пороге забытья,

Как будто пью настой болиголова.

Как будто в Лету погружаюсь я;

Нет, я не завистью к тебе томим,

Но переполнен счастьем твой напев, —

И внемлю, легкокрылая Дриада,

Мелодиям твоим,

Теснящимся средь буковых дерев,

Среди теней полуночного сада.

О, если бы хотя глоток вина

Из глубины заветного подвала,

Где сладость южных стран сохранена —

Веселье, танец, песня, звон кимвала;

О, если б кубок чистой Иппокрены,

Искрящийся, наполненный до края,

О, если б эти чистые уста

В оправе алой пены

Испить, уйти, от счастья замирая,

Туда, к тебе, где тишь и темнота.

Уйти во тьму, угаснуть без остатка,

Не знать о том, чего не знаешь ты,

О мире, где волненье, лихорадка,

Стенанья, жалобы земной тщеты;

Где седина касается волос,

Где юность иссыхает от невзгод,

Где каждый помысел — родник печали,

Что полон тяжких слёз;

Где красота не доле дня живёт

И где любовь навеки развенчали.

Но прочь! Меня умчали в твой приют

Не леопарды вакховой квадриги, —

Меня крыла Поэзии несут,

Сорвав земного разума вериги, —

Я здесь, я здесь! Крутом царит прохлада,

Луна торжественно взирает с трона

В сопровожденье свиты звездных фей;

Но тёмен сумрак сада;

Лишь ветерок, чуть вея с небосклона,

Доносит отсветы во мрак ветвей.

Цветы у ног ночною тьмой объяты,

И полночь благовонная нежна,

Но внятны все живые ароматы,

Которые в урочный час луна

Дарит деревьям, травам и цветам,

Шиповнику, что полон сладких грёз,

И скрывшимся среди листвы и терний,

Уснувшим здесь и там.

Соцветьям мускусных тяжелых роз,

Влекущих мошкару порой вечерней.

Я в Смерть бывал мучительно влюблён, —

Когда во мраке слышал это пенье,

Я даровал ей тысячи имён,

Стихи о ней слагая в упоенье;

Быть может, для нее настали сроки,

И мне пора с земли уйти покорно,

В то время как возносишь ты во тьму

Свой реквием высокий, —

Ты будешь петь, а я под слоем дерна

Внимать уже не буду ничему.

Но ты, о Птица, смерти непричастна, —

Любой народ с тобою милосерд.

В ночи все той же песне сладкогласной

Внимал и гордый царь, и жалкий смерд;

В печальном сердце Руфи, в тяжкий час,

Когда в чужих полях брела она,

Все та же песнь лилась проникновенно, —

Та песня, что не раз

Влетала в створки тайного окна

Над морем сумрачным в стране забвенной.

Забвенный! Это слово ранит слух,

Как колокола глас тяжелозвонный.

Прощай! Перед тобой смолкает дух —

Воображенья гений окрыленный.

Прощай! Прощай! Напев твой так печален,

Он вдаль скользит — в молчание, в забвенье.

И за рекою падает в траву

Среди лесных прогалин, —

Что было это — сон иль наважденье?

Проснулся я — иль грежу наяву?